Русский виноград. Часть третья

В поисках чуда

В 1934 году Иван Владимирович Мичурин пригласил к себе на работу из Ставрополя опытного виноградаря Ивана Павловича Потапенко. Вместе с ним в Козлове оказались сыновья Яков и Александр. Новый специалист понадобился Ивану Владимировичу неспроста: он надумал организовать работы по селекции винограда, способного не вымерзать в средней полосе России. Мичурин, как известно, был автором продуктивной идеи вовлекать в гибридизацию как можно более географически отдалённые одна от другой родительские пары. Поэтому выбор пал на амурскую лиану. С Дальнего Востока в Козлов прислали несколько саженцев с различными характеристиками. Дождавшись их плодоношения, И.В. Мичурин зачислил их в сорта вполне культурного винограда. Почему он так поступил, сказать трудно, но сортами те образцы так и не стали: мелкая и кислая ягода, толстая кожица, малый выход сока, другие недостатки… Вскоре Мичурина не стало и селекция продолжилась уже без него.

С самого начала попытки европейско-амурской гибридизации оказались очень перспективными. Два гибрида первого поколения даже были районированы и рекомендованы к размножению – Северный и Заря Севера. Не меньше обрадовало виноградарей и иное, как бы побочное обстоятельство их попыток: евро-амурские гибриды оказались невосприимчивыми к наиболее грозным и опасным американским грибным болезням – милдью и оидиуму.

Многозначащий эпизод из жизни А. И. Потапенко. Может показаться, что в силу возраста (родился в 1922 году) он мало что соображал в селекционных тонкостях. Тем более что с началом Великой Отечественной был мобилизован и возглавлял после курсов отряд минёров. И вот когда часть А. Потапенко стояла в Румынии, он написал старшему брату Якову обстоятельное письмо, в котором подробно изложил свои соображения о перспективности сеянцев гибридов. И, больше того, изложил прогноз дальнейшей работы с ними. Яков, который поначалу не очень-то надеялся на результаты селекции, последовал совету младшего брата. В результате чего на свет появилось немало новых сортов, выведенных в соавторстве с отцом, Иваном Павловичем, и женой – Е.И. Захаровой. Сорта эти, в том числе ныне широко известные Фиолетовый ранний и Цветочный, впоследствии получили на международных выставках вин и винограда десятки золотых и серебряных медалей. Но это было позже, когда семья перебралась в Новочеркасск и стала работать во Всероссийском научно-исследовательском институте виноградарства и виноделия.

Но и тут не обошлось без жгучего перца. Уже говорилось, что законами той поры каралась семейственность. Яков Иванович занимал должность заместителя директора института, Елена Ивановна Захарова в нём же трудилась агротехником… Чтобы не ставить под удар государственную регистрацию совместно выведенных сортов на основе Амурского, они намеренно не шли в ЗАГС, после которого автоматически стали бы считаться близкими родственниками. Вынужденно был полуотлучён от селекционной работы и Александр Иванович: работал после демобилизации в опытно-производственном хозяйстве. Фактически оно являлось подразделением института, но числилось самостоятельным предприятием.

Долгое время молодой селекционер жил рядом с опытной виноградной коллекцией института. Её создание началось ещё до войны. Основатели центра на Дону считали, что научная работа с лозой должна начинаться с посадки исследуемых сортов (по десять кустов каждого ) в строго одинаковых условиях. Работа была выполнена сравнительно быстро, в результате чего появилась виноградная ( ампелографическая ) коллекция из нескольких десятков сотен различных сортов – не только всех выявленных казачьих, но и из других стран и континентов.

– Ещё в детстве,– вспоминал Александр Иванович,– на отцовском винограднике в Ставрополье, где было множество сортов, я научился безошибочно каждый из них узнавать « в лицо». У людей бывают схожие физиономии, но одинаковых – никогда! Так и у сортов. У каждого разные листья по размеру, форме, конфигурации разрезов и их количеству, особенностям поверхности лицевой и противоположной, числу оттенков, расстоянию междоузлий, строению усиков… А ведь ещё и гроздья десятка с лишним форм, всевозможной раскраски от черной до белой, не говорю уж о богатейшей гамме вкусовых качеств. А институтская коллекция куда богаче отцовской. И не было у меня занятия интересней и увлекательней, чем обходить ряды и сравнивать сорта.

Вскоре после войны в НИИ виноградарства и виноделия была получена партия семян амурского винограда. Как и положено, все они были застратифицированы (определённое время выдержаны в холоде), высеяны, а сеянцы доведены до плодоношения. И вот тут-то грянул грандиозный скандал! Оказалось, что не менее трети сеянцев являются межвидовыми гибридами амурского и американского сортов. Иными словами, А. И. Потапенко обнаружил явный генетический брак и без особого труда сумел доказать это. Почему произошло недоразумение – история длинная и интересна разве что узким специалистам.

Скоро, как говорится, сказка сказывается, но селекция дело длительное, с неизбежными тупиками и ошибками, тысячами вариантов, растянутое на долгие годы, а порой и десятилетия. Семечко… Росток… На третий, а то и на четвёртый год – первая гроздочка… Робкая, юная, как нескладная угловатая девчушка, у которой лишь в зрелом девичестве, а то и позже проявятся все достоинства. Считается, что качество виноградных ягод обретает свою многогранную полноту, когда кусту около десяти лет. А если окажется, что качество явно не то, на которое рассчитывал? Тогда – всё сначала: семечка, сеянец, первая гроздочка… Терпение у селекционера должно быть бесконечным.

… Перед раскорчёвкой делянки, на которой были засорённые американскими сортами «амурцы», морфологию и физиологию коих Потапенко к той поре изучил досконально, селекционер ещё раз тщательно исследовал каждый кустик. Среди них оказались и потомки настоящей дальневосточной лианы. У части сеянцев заметно угнетённый рост. Это были явные инцухтанты, то есть растения, полученные в результате близкородственных родителей: как известно, во всём живом мире подобные шаги ведут к вырождению. Этим «выродкам» учёный устроил ещё одну, самую строжайшую проверку с целью удостовериться, что нет в них ни малейшей примеси никакого иного селекционного вклинивания. И все же сомнения в чистоте исходного материала оставались.

А их быть не должно. Потому что иначе под угрозой напрасного труда может оказаться всё задуманное. Замысел же небывало велик: подарить стране виноград, которого еще не было на планете, – вкусный, пригодный для стола, виноделия, не боящийся морозов и болезней, требующий минимального ухода и на приусадебных участках, и на больших промышленных массивах. На миллионах гектаров России, до 60-й параллели. Такая вот сложилась и крепла мечта.

И чем бы ни занимался Александр Иванович – читал ли, стоял за мольбертом, одолевал языки или задумчиво сидел над историческими книгами – мысли его роились вокруг амурского дикаря, который во что бы то ни стало надо приручить, заставить работать на благоденствие Отечества. Жена, Людмила Павловна, выпускница Донского сельхозинститута, тоже селекционер, видела отрешённость мужа от всего постороннего (даже заботы о детях, хлопоты по дому он взвалил на неё), сосредоточенность его на мучительно не отпускающей идее и порой не выдерживала:

– Как у тебя голова не треснет от дум! Ладно, мы уж как-нибудь, но хоть себя-то побереги.

– Полено сбережёшь – в курене зябко станет! – огрызался муж.

Его беспощадность к себе пугала Людмилу Павловну. Казалось бы, знает об отечественном винограде и виноградарстве всё, что только можно было разузнать. Но и этого ему мало. Принялся расплетать историю о том, откуда взялась – пошла культурная перволоза на планете. Ночами напролёт читал, чертил линии на картах, высчитывал. А утром усталый, с покрасневшими глазами, но радостный, словно нашёл в своём огороде бесценный клад, позабыв о завтраке, с восторгом провозглашал:

– А ты знаешь, оказывается, первые окультуренные сорта появились где-то недалеко от южного берега Каспийского моря… Почти рядом с нами! И на эту работу древним селекционерам понадобилось восемь, а может быть, и десять тысяч лет!

– Неужто успел за ночь туда-сюда обернуться,– искренне удивлялась Людмила Павловна,– да ещё и расспросить обо всём? И кто тебе даст на твой амурский не десять тысяч лет, а хотя бы век?

– И кроме того,– не замечая в своей увлечённости подначки, в сильнейшем возбуждении продолжал Александр Иванович, – всё началось с одной единственной мутантной лозы! А века мне не надо, я и за половину управлюсь.

 – Ешь ты Христа ради как следует, а то одни кости да глаза остались у нашего следопыта вселенского…

Иногда, позабыв о делах, Людмила Павловна слушала мужа как прилежная ученица. Сама она, далеко не заурядная лозознатица, накопила немало сведений и об истории виноградарства, и об особенностях этой многогранной отрасли на планете. Но те же самые, известные ей и ещё многим факты Александр Иванович умел увидеть с совершенно неизведанной стороны, что уже само по себе являлось открытием. А самое главное – подталкивало к следующему. Скорее всего, этому способствовало счастливое сочетание в одном лице и биолога, и историка, и селекционера, и поэта, и художника, который, как известно, на всё окружающее имеет собственный неповторимый взгляд. Который неизбежно приводит к открытию.

Собранные в тайге ягоды винограда Александру Ивановичу предстояло «вывернуть наизнанку». То есть созданное многовековой природой превратить в свою противоположность. Как, например, льдину - в кипяток, чёрное сделать белым, тяжёлое – невесомым… Ягоды «амурца», размером не крупнее черники, по замыслу селекционера

(а точнее – в его мечтах!) должны были, увеличившись в несколько раз, обрести небывалые сладость и аромат, но при этом сохранить способность лозы и корней выживать в самые трескучие морозы. На создание привычных всем нам сортов у многих поколений виноградарей планеты ушло около тысячи лет. Потапенко задумал сотворить нужный для условий России русский виноград в течение одной человеческой жизни –собственной.

Пост директора НИИ виноградарства и виноделия Я. И. Потапенко покинул лишь в 1974 году и только после этого Александр Иванович, не нарушая тогдашнего закона о семейственности, был с второстепенной должности переведён на ставку старшего научного сотрудника института.

…После экспедиций в тайгу селекционер Потапенко намеревался, как говорится, с головой углубиться в раскрытие потенциальных тайн «амурца». Но давний знакомец оказался норовистым и чрезвычайно упрямым материалом. Своей уникальной морозостойкостью лозы и корней он никак не хотел делиться с более изнеженными сородичами, снисходительно передавая им лишь часть температурного феномена. Закономерность тут выявилась вполне устойчивая. Если амурский, легко перезимовавший при минус 40°С, скрестить с каким-либо европейским, для которого предельным является мороз в 20°С, на свет появится «наследник», лоза которого не погибнет при минус 30°С. Читатель помнит, что дикий амурский, отличаясь равнодушием к сибирским зимам, насколько сладок, настолько же и мелкоплоден. К тому же с большим количеством семечек и малым содержанием сока – поистине «кожа да кости»! Птиц он вполне устраивал, а для культурного использования явно не подходил. При межвидовой гибридизации ягоды становились значительно крупнее и сочнее – всё бы неплохо вроде, но морозостойкость всего в минус 30°С Александра Ивановича никак не могла устроить, поскольку климат часто перекрывает этот показатель на большинстве площадей России.

Потратив немало времени и сил (но напрасной тратой это нельзя назвать ни в коем случае!) на «объездку» дикаря, Потапенко пришёл к выводу, что мечту свою он может реализовать одним единственным путём – прямым окультуриванием неподатливого упрямца.

– Я прекрасно знал, – рассказывал Александр Иванович, – что, например, китайцы ежегодно вывозят из тайги не менее тысячи тонн амурского винограда, перерабатывая его в лекарственные препараты, поскольку в кожице и семечках находиться небывало высокое содержание уникального антиоксиданта ресвератрола. Делают они поистине лечебные вина. Без всякого сомнения, цивилизации Китая, Кореи и Японии не однажды пытались на протяжении как минимум тысячелетия окультурить амурца . Но – не удалось… Меня этот факт не остановил.

Препятствием в работе селекционера стали иные факторы. Новое руководство НИИ виноградарства и виноделия, в котором он работал и который стал носить имя его родного старшего брата, не интересовало усилия сотрудника по выведению новых, пригодных для большинства регионов страны сортов. В какой-то степени задумка даже считалась блажью, несостоятельной мечтой. Да и как иначе, если на протяжении веков виноград считался сугубо южной культурой?! Именно поэтому в институте А. И. Потапенко загружали служебными заданиями, предусмотренными заскорузлой и инертной программой научного учреждения, направленной на выведение и выращивание так называемых комплексно устойчивых к вредителям и болезням сортов… В силу этих обстоятельств выдающемуся селекционеру приходилось «ворожить» над созданием ныне признанного во всём мире русского винограда «в свободное от основной работы время» Впрочем, продолжалось это не бесконечно. Как только встал вопрос о государственной регистрации новых, морозоустойчивых сортов, тогдашнее руководство настойчиво дало понять первопроходцу: либо он возьмёт в соавторы кого надо, либо никаких документов на авторство не получит.

Александр Иванович Потапенко – потомок древнего рода донских казаков. А они, как известно, никогда и ни перед кем шапку не гнули, на колени перед трудностями и опасностями не становились и даже царям не кланялись в пояс. Недолго раздумывая, селекционер, которому исполнилось 60 лет, хлобыстнул дверью дважды родного института так, что окна задребезжали, собрал наработанную коллекцию и всею семьёй отправился на Южный Урал, в Оренбургскую область…

Перебравшись на новое место, неутомимый и несгибаемый казак попал из огня в… полымя. Во-первых, бесснежные зимы в степи с постоянными ветрами (а ветер, как известно, резко увеличивает губительную для всего живого жёсткость непогоды) умертвили немало перспективных межпереходных гибридов. Во-вторых, местный селекционер, к которому «подселился» Александр Иванович, не давал воды летом для полива «школок». В-третьих, этот же самый сосед, являясь однофамильцем знаменитого в ту пору академика ВАСХНИЛ (для молодых поясню, что ВАСХНИЛ - это Всесоюзная академия сельскохозяйственных наук имели Ленина), «положил глаз» на авторство потапенковских сортов, всячески ловчась прислониться к великому свершению…

Изнуренный «соавторами», Потапенко отправился в Москву, пробившись на приём к академику ВАСХНИЛ. Изложил, рассказал о наболевшем…Иван Семёнович, выходец из народа, с даром понимания Земли, Неба и масштабности проблемы, спросил:

– А не согласитесь ли вы перебраться в Волгоградскую область? Там есть у нас мудрейший директор НИИ Фёдор Леонтьевич Козловцев – чутье у него на всё полезное для державы острее собачьего! Условия создаст вполне неплохие. Хлопнули по рукам!

Встречу селекционера с Козловцевым можно считать Божьим провидением. Мне посчастливилось сотрудничать с Федором Леонтьевичем немало лет. В начале 70-х годов прошлого века именно Козловцев был коренным агрономом – руководителем, который настойчиво и бесстрашно внедрял в острозасушливой Волгоградской области непривычную в ту пору систему сухого земледелия. Отказ от плуга и внедрение паров тогда иными солидными руководителями области воспринимались как откровенное вредительство, покушение на областной каравай. Поэтому Козловцеву и его единомышленникам в совхозах и колхозах приходилось вести опыты в промышленных масштабах практически полуподпольно. Нервов, сил и здоровья опытниками израсходовано немеряно. Как и получено административных затрещин. Но оплеухи не сбивали с выбранного пути агронома, выросшего в семье колхозников в старинном казачьем хуторе. И, в конце концов, усилия сподвижников обернулись тем, что практически вся область перешла на новые технологии, в результате чего сбор зерновых удвоился!

Вот такая родственная по всем меркам душа встретилась герою нашего рассказа. Понятно, что быстро был найден общий язык, и тогдашний директор Нижневолжского НИИ Ф. Л. Козловцев поторопился создать все условия для жизни и селекционной работы в селе Оленье, что в 60 километрах севернее Волгограда. И именно тут в результате нескольких туров внутривидовой гибридизации удалось выманить амурский виноград из многовековой генетической консервативности. Для понимания и осознания феномена надо и можно сказать иначе: совершено волшебное превращение неприглядного и трудносъедобного дичка-замарашки в принца мирового виноградарства. По всем показателям!

Обратимся к основным характеристикам полученных А. И. Потапенко сортов. Лоза способны выдерживать морозы от минус 35 до минус 40°С, корни – до минус 22 °С. Кусты не надо на зиму укрывать, они без проблем зимуют на шпалере. И ещё диво: если, скажем, возвратные весенние заморозки побьют нежные распустившиеся почки (к слову, вегетировать амурский начинает уже при 8 градусах тепла, тогда как европейцы дожидаются 10) , их обязательно заменят запасные вторая или третья, причём без ущерба для сроков и величины урожая. Далее…Размер обновлённой ягоды с меньшим количеством семян (помните – «кожа да кости »?) увеличен в 100 раз, а содержание сока от 50 до 80 процентов. И это не всё! Сахара в ягодах – от 21 до 30 процентов! Душа торжествует, торопя дальнейшее перечисление достоинств виноградных младенцев. Они стойки к таким повсеместным для европейцев болезням как мильдью и оидиум, а это означает, что кусты не надо обрабатывать химикатами и тем самым травить потребителей солнечных ягод. Время вегетации, то есть от распускания почек до сбора вызревших гроздей, – всего ничего, до 130 дней, то есть, культура вполне подходит для сравнительно короткого лета Нечерноземья. И еще ошеломляющая деталь: чем севернее посажен этот чудо-виноград, тем больше сахара он набирает - за счёт того, что время солнечного сияния там гораздо больше, например, по сравнению с Краснодарским краем. Ну и, наконец, лоза амурского вызревает одновременно с урожаем, что гарантирует успех года будущего. Чуть не забыл добавить о способности амурских сортов не бояться солонцов, засухи и переувлажнения. У одного из поклонников Потапенко виноградник расположен на острове посреди Волги в Саратове, вёснами надолго уходит под воду, но неизменно даёт великолепный урожай – в иные годы до 70 килограммов с куста!

Сортов с такими и подобными характеристиками Потапенко успел создать более двадцати: Амурский Потапенко -1, -2, -3,-4,-5, Памяти Тура Хейердала, Аметистовый, Неретинский, Новый русский, Агатам, Амурский крупноплодный, Амурский фиолетовый, Кишмиш Потапенко, Монастырский…

Вроде бы есть все основания воскликнуть: «Это же фурор»! Но - увы и ах!... Как только ушедшего на пенсию Козловцева на посту директора института сменил другой человек, финансирование опорного пункта в Оленьем прекратилось. Все эксперименты пришлось срочно сворачивать до масштабов приусадебного участка. А «работников» осталось двое – восьмидесятитрёхлетний Александр Иванович да верная жена и безотказная помощница Людмила Павловна… Больно было смотреть, как два немощных, отягощённых хворями ветерана, с трудом передвигаясь по участку, пытаются успеть как можно побольше. Виноградари знают предельно простую формулу своего труда: чтобы вырастить достойные грозди, за сезон надо перед кустом встать на колени не менее трёх раз! Но ведь не только встать – ещё и подняться!.. Так и стоят перед глазами согбенный возрастом, проблемами и заботами Александр Иванович в потёртом пиджаке и неизменных кирзовых сапогах с порыжевшими от времени и зноя головками и Людмила Павловна, тяжело переставляющая больные ноги, обутые в просторные калоши… Стыдно вспоминать, что немудрёные гостинцы из продмага, прихваченные мною в очередную поездку в Оленье воспринимались четой выдающихся селекционеров как редкие деликатесы. Оно и неудивительно: после повседневных макарон и овощей со своего огорода. Бросилось в глаза как породистый, кем-то подаренный пёс, из-за крайней нужды своих хозяев лишённый вожделённой косточки, смиренно набивал голодное брюхо виноградными ягодами, уплетая их прямо с лозы. Наблюдая за этой необычной трапезой, вспомнил многочисленные телесюжеты об изысканных, за миллионы рублей, посиделках в ресторанах современных прощелыг-тунеядцев обоего пола…Но, не желая огорчать подобного ряда фактами Александра Ивановича, я задал ему, как казалось, ободряющий вопрос:

– Создано более двадцати уникальных сортов. Не пора ли и отдохнуть, сбавить обороты? Тем более что достигнуто главное – вашими умом, опытом, интуицией и многодесятилетним упорным трудом рождён и триумфально продемонстрирован миру неповторимый русский виноград!..

Ответ собеседника обескуражил явной неудовлетворённостью собственными результатами.

– Всё вроде бы так. – Поначалу согласился он, – теперь вся средняя полоса России может стать виноградной Меккой, виноградарство стало возможным везде, где практикуется плодоводство. Наши сорта практически не болеют, но к филлоксере неустойчивы. Средств борьбы с этой опасной американской напастью до сих пор нет, но благодаря зимостойкости амурских сортов, они могут уйти от болезни на север. Двадцать сортов, о которых речь, – капля в море. А для масштабного промышленного виноградарства и виноделия нужны сотни! Их прародители уже есть, вон они, тысячи сеянцев, – обвёл рукой Александр Иванович делянки тощих, толщиной едва ли не в спичку побегов. – Но пока всё это лишь черновой, можно сказать, материал. Потому что каждый кустик надо выпестовать до плодоношения и затем тщательно исследовать качество ягоды – размер, вес, содержание сока, степень его подверженности окислению, винодельческий потенциал, степень ароматизации, сахаристость, окраску, морозостойкость и засухоустойчивость, способность противостоять болезням и вредителям и много ещё чего… Ну и, понятное дело, безжалостно выбраковывая неудачные гибриды, отобрать лучшие из лучших, которые и станут сортами. Работы, как видите, невпроворот на многие годы даже для молодых и энергичных. А для нас, двоих давних пенсионеров, она попросту непосильна… Стыдно сказать, но даже воды на участке нет для полива – какая уж тут селекция?!..

Зная о давнем конфликте селекционера с НИИ виноградарства, который носит имя его родного брата Якова Ивановича, я поинтересовался, не проявило ли это научное учреждение интереса к сортам, коим нипочём трескучие морозы.

– Как бы не так! – с горечью воскликнул Александр Иванович, – Институт превратился в какое-то недоразумение, непонятно для чего и на кого работающее. Феноменальных казачьих виноградников, на базе которых он был создан, давным-давно нет. Сажают виноградники в сухой степи, чуть ли не поливая их пестицидами, что, кстати, не решает проблемы защиты от напастей. Считаю, что сегодня научный центр российского виноградарства должен располагаться поближе к Среднему Поволжью, где достаточно тепла и осадков, где лозу не угнетают различные хвори.

– Вряд ли это произойдёт в ближайшее время…На что же надеяться?

– Убеждён, что сорта амурского винограда сами пробьют себе дорогу. За сеянцами, черенками, семенами ко мне со всех концов России едет множество народу, причем, в основном из регионов, где прежде виноград не практиковался из-за суровых климатических условий. Среди гостей немало толковых селекционеров, способных продолжить то, на что у меня не хватило сил и времени. Такие добровольные, страстные и увлечённые соавторы из Смоленска, Тулы, Самары, Саратова, других мест меня радуют чрезвычайно. Это означает, что процесс пошёл, как говаривал известный политик. И его уже не остановить. Амурцы уже дают урожай даже на севере Тверской области – что может быть радостнее для автора сорта?!

28 августа 2010 года, в День Успения Пресвятой Богородицы, Александр Иванович Потапенко скончался.

Через год с небольшим его жена Людмила Павловна вручила мне пакетик с виноградными косточками:

– Это из первого урожая нового сорта Благодать, до которого Александр Иванович не дожил…

Юрий БУРОВ