В ожидании большого пинка. Часть третья

Виктора Ковшевного, учредителя и генерального директора Агентства интеллектуальных ресурсов Rusmet, можно сколь угодно не уважать за то, что он не имеет аграрного образования и «всего лишь» с отличием окончил Московский институт стали и сплавов. Однако благодаря нему мы в этом году вновь имели возможность принимать участие в форуме «Приволжское и Прикаспийское зерно» и наслаждаться дискуссией, организованной Александром Генриховичем Харченко, генеральным директором ГК «Биоцентр». На самом деле его доклад назывался: «Как увеличить доходность сельского хозяйства (агротехнологический ресурс повышения урожайности, биотехнологический аспект).

Если вы заметили, материалы конференции мы публикуем, когда и как нам вздумается. И это неслучайно. Каждую часть мы привязываем к какому-нибудь информационному поводу. Сегодня – это день рождения нашего Президента В.В. Путина. Сообщается, что он впервые за пятнадцать лет взял краткосрочный отпуск и отдыхает в Сибири. С чем мы его и поздравляем. В связи с этим парадоксальные мысли о власти и аграрной политике в изложении А.Г. Харченко.

Пока не развинтим иллюзии, ничего у нас в сельском хозяйстве не изменится

– Сейчас проскочила мысль: мы все отлично знаем, как сделать, чтобы было хорошо. Единственное – у нас нет денег. Или, например, плохое правительство. Но вот оно сменится, придёт Владимир Первый, и всем станет хорошо, всё само собой образуется.

На самом деле всё не так. Мы совершенно не понимаем, что делать. Просто мы психологически поддерживаем себя созданием некой комфортной иллюзии. Вот придёт Владимир Первый (тут я цитирую Жириновского), и он нам поможет. Извините, что я в разговор про защиту растений немножко вставлю российской истории, но иначе мы ничего не поймём.

История российской бюрократии имеет свою историю. Александр Первый после заключения Тильзитского мира оказался случайно под одной крышей с Наполеоном Первым. К тому времени он имел огромный комплекс вины по поводу смерти отца, и мать этот комплекс всячески поддерживала. Он спросил у Наполеона совета, что при существующей в стране ситуации делать? Тогда в России была одна проблема: дворяне перестали выполнять функцию защитников Оте-чества и напрочь выпали из структуры российской государственности. Наполеон насоветовал Александру сделать так, чтобы между народом и дворянами существовала некая промежуточная прослойка – класс чиновников. Так был создан класс, обладающий фантастической властью и ни за что не отвечающий, или, скажем, отвечающий только перед царём. Когда император был упразднён, эта психологическая модель так и осталась, и теперь она сама себя воспроизводит.

У нас и сейчас в стране есть мощный класс с фантастической властью, который ни за что не отвечает. И первый человек у нас сейчас – представитель именно этой прослойки. Вот почему в сердцах русских людей стойко вынашивается идея, что только царь может «расшить» эту ситуацию.

В других странах было по-другому. Например, в Германии в начале 17 века была 30-летняя война, между прочим, спровоцированная Россией. Как сами боевые действия, так и вызванные ими голод и эпидемии опустошили целые регионы. В Южной Германии войну пережила лишь треть населения. Многим областям потребовалось больше века, чтобы восстановиться от последствий вызванного войной экономического и социального упадка. Немцы опустились до невозможности, они разучились делать свечи. Не поверите, если дверь падала с петель, у них было сил повесить её на место. Оказывается, если в течение многих лет на человека оказывается тяжелая психологическая нагрузка, он деморализован. Ничего не может делать, у него как будто руки связаны.

Как решил этот вопрос правитель Пруссии? Он переселил к себе чехов, которые проиграли в Гуситских войнах, очень много переселил французов-протестантов, которые проиграли католикам. В Восточной Германии образовалась «сборная солянка», но переселенцы принесли с собой совершенно новый дух.

Обращаю ваше внимание на то, что у переселенца очень активный потенциал. И наши зарубежные «друзья» умеют это очень хорошо использовать. Например, США поддерживают в себе этот потенциал, ввозя до 3 миллионов человек в год. Эти люди приезжают и начинают что-то делать, иначе бы американцы давно закисли в своей хорошей сытой жизни.

А ещё прусский правитель взял ветеранов – солдат без рук без ног, но с огромным чувством патриотизма, и поставил перед ними задачу поднимать страну. Вот почему основа немецкой бюрократии – военная бюрократия, комендантское правление, и у них все гражданские должности до сих пор имеют военные звания. Например, первый заместитель министра сельского хозяйства Баварии – генерал-лейтенант. Поэтому, когда задача поднять сельское хозяйство ставится перед немецкой администрацией, у тех людей и мотивация, и внутренняя структура – всё совершенно другие. Одна и та же идея у них и у нас отвечают совершенно разным логикам.

Точно такая же ситуация в Европе повторилась с Австро-Венгерской империей, она скопировала немецкую модель. И когда обе империи развалились, на огромной территории возник единый тип администрации и единое умение договариваться.

– Безысходность какая-то получается, – говорю я ему.

– Понимаете, если мы говорим, что Бога нет, и всё в этой жизни делает сам человек, – тогда получается безысходность. А если мы говорим, что есть некая первопричина всего, то это небезысходно. Если «бабло» наш единственный ориентир – это одно. Если есть нравственный закон, который был озвучен несколько тысяч лет назад: не убий, не укради, не прелюбодействуй, почитай родителей своих, и этот закон стал общественным, – то это другое.

Между прочим, славяне в своё время своих родителей относили в лес и оставляли там на съедение животным. А в Африке родителей вообще взрослые дети съедали. А тут: «Почитай родителей своих».

Вы не задумывались над тем, почему в Китае сейчас такой экономический подъём и почему в 1917 году соотношение населения России и Китая было один к трем, а сейчас один к пятнадцати? Да потому, что они, в отличие от нас, почитают родителей своих.

У нас, в России, чтобы удачно сложился бизнес, надо понятия зарабатывания денег и нравственные понятия совместить. Я однажды разговаривал с автором учебника «Финансовый менеджмент» Стояновой. Этика бизнеса и нравственные понятия должны совпасть, считает она. Бизнес – это вероятностный процесс, и чем нравственней будет его составляющая, тем лучше будет бизнес.

Поэтому в России, чтобы она стала успешной, должно произойти нравственное перерождение общества. И тогда ситуация изменится просто фантастическим образом. Тому же, что у нас сейчас происходит, вообще невозможно найти определение. Только в семье, пожалуй, мы стараемся хоть как-то сохранять своё лицо. На улице произносим фразу: «Бизнес и ничего личного», а потом удивляемся.

Я уверен, что в России перемены к лучшему произойдут, только не знаю, как и когда это будет. В Западной Африке есть государство Буркина-Фасо. Название означает «родина честных людей», другая версия перевода — «страна достойных людей». До августа 1984 года государство называлось Верхняя Вольта. И Россию часто с нею сравнивали. Один из правителей, когда понял, что там совершенно невозможно жить, взял и переименовал страну. А вместе с названием изменил и образ жизни. Сейчас они по ВВП догнали Грузию. Туристы, которые посещают эту страну, на себе чувствуют тамошнюю благодать.

Для нас правильная стратегия – самовыживание 

… Чудес много, конечно, всё бывает в жизни. Но для нас, как выясняется, правильная стратегия – стратегия самовыживания. Шесть соток – это символ нашего бытия. И в нашем сельском хозяйстве можно делать достаточно продуктивные стратегии по самовыживанию. Можно говорить о том, что сельскому хозяйству будут когда-нибудь помогать, но лучше помочь самим себе.

Можно ли получить доходность гектара посевов пшеницы – 1000 $ США в условиях российского климата? Можно! Есть целые хозяйства в Ростовской области, есть отдельные поля в Воронежской. В данный момент мы работаем от Кавказа до Южного Урала, от Курганской области до Осетии. У нас есть хозяйства, с которыми мы сотрудничаем в Саратовской области, и все болезни я буду показывать на примере именно Саратовской области. Объясняя, почему, с моей точки зрения, именно у вас теряется доходность.

Демонстрируемые мной цифры взяты с сайта «Крестьянских ведомостей» из статьи доктора экономических наук Эпштейна «Об основах российского аграрного оптимизма», В статье говорится о том, что у нас с 2000 года происходит падение рентабельности зерна, в связи с тем, что цены на продукцию не выросли, а цены на ресурсы стремительно растут. И как следствие, рентабельность сельхозорганизаций находится ниже нуля. Или где-то на уровне нуля. То есть существовать ещё как-то можно, но развиваться нельзя (см. табл.).

Кроме того, многие вещи, которые мы получаем, мы получаем за счет эксплуатации почвенного плодородия. Оно позволяет как бы незаметно брать из природы. Но есть вещи, которые мы не восстанавливаем. И нам это еще аукнется.

Несколько слов о Челябинской области. В этом году я делал справку для нового губернатора. Судя по средней урожайности зерновых культур, успех столетнего развития сельского хозяйства как раз приблизился к уровню 1913 года. По уровню 
рентабельности они оказываются от минус 51 процента до минус 35. Среднее значение минус 19 процентов. Небольшие субсии от государства, которые ещё как-то шли до 2012 года, позволили им увеличить рентабельность до минус 5 процентов. В своём заключении я прямо так и написал: «Совсем немного надо, чтобы увидеть конец сельского хозяйства в регионе».

Причин низкой рентабельности несколько. Забудем о Челябинской области и вернёмся в Москву на заседание общественного совета Минсельхоза России. На нём я задал несколько вопросов по поводу отрицательной рентабельности статс-секретарю- заместителю министра Александру Васильевичу Петрикову. Он мне принес толстый том и я посмотрел официальные цифры: рентабельность как в Челябинской, так и в Саратовской области примерно на уровне 23 процентов. Надо бить в набат, но чиновники, я обратил внимание, совсем цифр не чувствуют. А практика работы с хозяйствами говорит о том, что ситуация очень напряженная.

…Есть такая штука под названием «точка безубыточности». К сожалению, выяснилось, что даже в крупных холдингах метод понимания, как складывается экономика, не используется. В 2008 году я делал для компании «Разгуляй» анализ эффективности сахарного холдинга. Сейчас компания вроде как банкротится, но тогда всё было вполне благополучно: каждый четвертый сахарный завод был в собственности этой компании.

Почему я вдруг отвлекся на эту тему? У нас побеждают те модели, которые выстраивают начальники по сельскому хозяйству, когда говорят, что нужно создавать крупные объединения, крупные холдинги. Откуда вообще взята модель укрупнения? Есть работа Ленина, в которой он расписывал пять уровней укладности в сельском хозяйстве и делал вывод: наша задача строить огромные предприятия. Ленин жил и работал давно, сейчас мир живет совершенно по-другому, но ленинские идеи в ментальности остались, и почему-то считается, что так надо делать.

Что такое крупный холдинг? Не обижайтесь, но это как динозавр: огромное туловище, длинная шея и очень маленькая головка. В «Разгуляе» я обнаружил, что они не могут свести концы с концами. То есть у них урожаи были больше, чем у соседей, а рентабельность была отрицательной. И никак не могли ничего понять. Я проехал по их подразделениям и везде давал команду главным бухгалтерам построить точку безубыточности. Столкнулся с разорванным экономическим мышлением, когда одно подразделение не представляет себе затраты другого. После того, как экономисты мне всё подсчитали, выяснилось: чтобы находиться на точке безубыточности, сахарная свекла должна была давать не менее 40 т/га, а не 28, как у них. Но соседи при 22 т/га были просто в шоколаде.

Фантастический парадокс. При тратах 8 тыс. руб на гектар при урожайности 20 ц/га и при реализационной цене 6,5 руб/кг получается доходность 5 тыс. руб /га. А если вы по цене 4, 5 руб/кг зерно продаете, то может получиться нулевой результат.

Я спросил вашего министра сельского хозяйства Соловьева, как вы будете повышать рентабельность производства. Он сказал: «Мы будем повышать урожайность». А за счет чего вы будете это делать. И тут же появилась версия, что есть некая сумма технологий, которые надо соблюдать, и всем будет счастье. А я утверждаю, что нет этих технологий. Это иллюзия. Технологии, которые вы применяете сейчас, морально устарели ещё в середине восьмидесятых годов, когда цены на всё были совершенно иными. С тех пор абсолютно всё изменилось, кроме этих технологий. Сейчас определённая часть научной общественности, которая пытается удержаться в седле, пытается к устаревшим технологиям привязать даже агрострахование. Типа, не использовали то, что мы вам рекомендовали, так зачем же платить за страховой случай.

Два года назад на съезде почвоведов я случайно оказался на секции агрохимиков, и они рассуждали, что надо делать, чтобы было всем хорошо. У них получалось, чтобы только каким-то образом запустить полевой сезон, нужно было затратить не менее восьми тысяч рублей. То есть они советовали то, что невозможно использовать по экономической причине. И получается как в том анекдоте про неувязочку, на которую нам всем наплевать.

Позвольте ещё один экскурс в историю. Та модель, которая сейчас используется в нашем сельском хозяйстве, – это модель Нормана Эрнеста Борлоуга, американского агронома, отца Зелёной революции, лауреата Нобелевской премии мира 1970 года. Свою теорию он построил на четырёх китах: 1. Лучший сорт или гибрид. 2.Много минеральных удобрений. 3.Хорошая защита с помощью химических средств защиты растений и 4. Полив по возможности. Эти четыре вопроса обсуждаются на всех совещаниях, и других вопросов просто нет. Наши совковые ребята схватили эту тему, провели её через партию и правительство, и все региональные министерства и ведомства стали внедрять эту модель. Словно другой модели не было, хотя на самом деле существовало множество других, не менее интересных.

В Европе эта модель в чём-то жизненна? Оказалось, что большую химическую нагрузку на почву могут выдержать только 20 процентов земель. Остальные не могут, поэтому началась интенсивная их деградация. И когда начали говорить о том, что для получения урожаев надо «сыпать» как можно больше, цена на удобрения выросла просто в космических масштабах.

Борлоугу мы обязаны низкорослыми растениями, которые после себя в поле почти ничего не оставляют. Хотя при биологическом аспекте сохранения почвы мы должны кормить всех, кто в ней находится. Я понимаю, когда в Аргентине много кукурузы, и после неё столько остатков, что они запускают необходимые процессы. А когда мы равняемся на урожайность в 20 ц/га, растительных остатков тоже остается примерно 2 тонны, а чтобы запустить ноутил, надо хотя бы три тонны. Кукурузу на богаре мы пока всерьёз не рассматриваем.

Ещё одна наша иллюзия связана с тремя стратегиями, тремя моделями поддержки сельского хозяйства: в США, ЕС и Аргентине. В США в начале тридцатых годов произошел совершенно жуткий фермерский кризис, к власти пришел Франко Рузвельт, который стал работать над созданием нового курса. Помогал ему в этом 26-летний выдающийся экономист Василий Васильевич Леонтьев, автор анализа «затраты-издержки», за что в 1973 году получил Нобелевскую премию. Во многом благодаря нему Америка и стала выдающейся державой. Это я говорю к тому, чтобы раз и навсегда прекратить спекуляции на тему: вот им дают деньги, а нам нет.

В США в те годы было то же самое, что и нас: один год урожай, но цены нет, на следующий год неурожай, но зато хорошая цена. Леонтьев предложил совершенно старую идею, которой несколько тысяч лет. Ещё Иосиф Прекрасный предложил фараону до голода в Египте скупать зерно в государственное хранилище, а когда голод наступал, они его продавали. За семь лет фараон стал крупнейшим землевладельцем.

У американцев есть своего рода государственная монополия на зерно. Причем, они начинают устанавливать цены так, чтобы обязательно была 30-процентная рентабельность, которая бы позволяла фермеру развиваться. Рентабельность создана искусственно, на больших числах она практически выравнивается, где никто ничего не теряет и всегда сельское хозяйство стабилизировано в своём развитии. В 2005 оду, когда цена на нефть была очень высокой, фермеры получили достоверную рентабельность минус 50 долларов на гектар. И государство вынуждено было закрыть минусовую рентабельность и плюс ещё накинуть 30 процентов. Тогда американцы придумали очень крупную аферу международного плана: вот-вот не хватит нефти, давайте сеять рапс. Чего они добились за счет этой рапсовой истерии? Они уменьшили мировое производство пшеницы, а в 2008 году, когда цена на пшеницу выросла до 300 долларов за тонну, они дали своим фермерам продать зерно и в августе обрушили цену в три- три с половиной раза. Вот что называется продуманная политика государства, которое любит своих аграриев. Какие задачи своими интервенциями решает наше государство, я не знаю. Если судить по прошлому году, когда предлагаемая цена была ниже себестоимости, цель их – забрать зерно у аграриев за бесценок.

Обратим своё внимание на модель, которая работает в ЕС. Толчком к созданию этой концепции послужили два страшных голода, особенно во время Первой Мировой войны, когда был создан так называемый эрзац-хлеб, хлеб из опилок. Германия эту войну и проиграла из-за голода. Ситуация заставляла людей думать. В семидесятые годы они, наконец, себя накормили и выстроили модель, которая тормозит развитие сельского хозяйства. По сути, они платят за то, чтобы НЕ производили. Поэтому этот вариант нельзя назвать поддержкой сельского хозяйства. У нас страна совершенно другая, бедная, мы себя ещё не накормили, а пытаемся рассуждать по-взрослому.

Теперь что касается Аргентины. Страна бедная, денег нет, до последнего времени чуть ли не продналог существовал. Но они, пораскинув мозгами, создали Национальный институт аграрных технологий Аргентины (ИНТА). Выведя его из-под министерства сельского хозяйства и сознательно переподчинив министерству экономики. Чем тут занимаются? Отработкой – до нюансов, до мельчайших подробностей – той самой технологии подготовки агрономов для системы ноутил, о которой так много мы все сейчас говорим. Вот вам наглядный пример, когда государство, не имея денег, создало прогрессивное сельское хозяйство.

Возможно, это наш путь, потому что мы должны исходить из того, что у нас реально есть в карманах, а не страдать соображениями о том, что о нас когда-то кто-то побеспокоится. И вообще, давайте подумаем, а что должно поддерживать наше государство? Технологии, созданные учеными Россельхозакадемии?

Стратегии поддержки сельского хозяйства

В СССР, если вы помните, было Министерство сельского хозяйства и продовольствия. Оно должно было накормить страну. А знаете, чем занимается Министерство сельского хозяйства Российской Федерации? Это министерство аграрной политики, у него совершенно иные задачи, поэтому им руководит не специалист в области сельского хозяйства, а политический деятель определенного масштаба. Этого тоже никто не понимает. Старая система поддержек сельского хозяйства шла одно время по инерции, без малейшего понимания, что и как, и фактически затыкала дыры, которые образовывались, когда складывались неблагоприятные погодные условия. Когда мы вступили в ВТО, нам объяснили: ради нормальной конкуренции не нужно никого поддерживать. Да, но при этом общая сумма вливаний не уменьшилась. Я спрашивал экономистов: если раньше нам давали на один гектар по полторы тысячи рублей, а теперь в среднем 200-300 рублей, то куда делись деньги. И знаете, что мне отвечают? Мы поддерживаем банковский сектор, который чувствует себя неплохо. В прошлом году объем произведенной сельскохозяйственной продукции оказался ниже, чем сумма кредитов, которую должны были выплатить крестьяне. Понимаете? И у нас тоже может случиться дефолт именно по этой причине. Вот такая страшная вещь.

Позиция Минсельхоза РФ? Я сидел на Всероссийском агрономическом совещании в феврале этого года и чисто случайно на камеру записал выступление нашего министра. Он говорит: «Вы знаете, я изучил Конституцию Российской Федерации, и про сельское хозяйство там не написано ничего». Я так понял, что это дело сегодня переложено на плечи субъектов Российской Федерации. То есть полный, по моему мнению, звездец.

Теперь о том, что из себя представляет Российская академия сельскохозяйственных наук или то, что от неё осталось. В течение последних двадцати лет она практически самоустранилась от проблем сельского хозяйства. Осталось несколько могикан, которые тянут эту систему. Когда я говорю про людей, я их уважаю. Когда я говорю про систему, нет. Отцы- академики внесли в устав пункт, что Россельхозакадемия не занимается прикладными задачами, а занимается исключительно фундаментальными проблемами. И когда Дмитрий Медведев стал несколько лет назад в этой теме копаться, выяснилось, что они за нужные для отрасли вещи и браться не собираются. Когда я листаю ваковские журналы, вижу, как изучается влияние азотфиксаторов на устойчивость растений к засухе. Они это делают не на пшенице и не на ячмене, а на какой-нибудь фацелии рябинколистной. Когда к ним деньги придут, если придут, им нечего будет продать. У нас есть Россельхозакадемия с бюджетом в девять миллиардов в год, а в основном это проблемы геронтологии и зарплата научных сотрудников в пять тысяч рублей.

Резюмируя вышесказанное, можно утверждать: ждать нам от науки нечего. Мешок с деталями самолета нельзя назвать самолётом.

Что мы обнаружили, когда стали изучать запчасти для самолета? Оказалось, что в Саратове был (и есть, добавим) совершенно фантастический институт, где с 1983 по 1989 год изучались совершенно фантастические вещи. Например, там велись уникальные работы по ноутилу, причем на таком уровне, что когда я американцам в прошлом году просто задал несколько вопросов по данной теме, они пригласили меня работать в Америку. Направление уничтожили в 1989 году, но ребята на двадцать лет опережали то понимание ноутила, которое имеется сейчас. Они решили задачу, как сделать так, чтобы в самую страшную жару земля была влажной. В Ершове запускали такие почвенные процессы, какие позволяли выживать растению только за счет атмосферной влаги.